Страж раны - Страница 85

Капитан в двух словах пояснил, что именно они сообщили англичанину.

— Да, об этом лучше молчать. Пока, по крайней мере. И я бы вам советовал, господин Косухин, не возвращаться в РСФСР. Едва ли о вас забудут так быстро…

Степа не отреагировал на подобное провокационное заявление. Свой долг он понимал правильно и прятаться по всяким Индиям да Франциям не собирался.

— Я должен подумать, — сказал наконец художник. — Единственное, что я вспомнил — это предание о рубине «Голова Слона». Вы пересказали его верно. Могу добавить, что я встречал в связи с ним имя настоятеля Шекар-Гомпа Цонхавы. Именно Цонхава убедил других настоятелей и самого далай-ламу не трогать «Голову Слона» и навеки оставить ее замурованной в подземелье монастыря. Правда, этот Цонхава жил в XVII веке…

Арцеулов и Степа переглянулись.

— Ну, а ваши дела решим покуда так. Я договорился, что вы можете покинуть Морадабад и переехать в Дели…

Ростислав и Косухин вновь переглянулись, но на этот раз весьма удовлетворенно.

— …Под мое честное слово. Думаю, вас в конце концов отпустят, а в Дели будет не так скучно. Госпожа Берг и мистер Валюженич будут связываться с вами через меня — по моему делийскому адресу. Посмотрите Дели — вы ведь там еще не бывали?

— Да где уж нам! — согласился Косухин. — Спасибо, Николай Константинович, эта… выручили…

— Пока еще нет, — покачал головой художник. — Меня очень просили помочь местным властям в деле с поклонниками Кали. Хотя, признаться, не представляю чем. Тут скорее нужен Пинкертон, чем специалист по культам.

Степа не удержался и вновь попросил художника рассказать о богине Кали. Тот покачал головой:

— После всего, что вам довелось пережить, молодой человек, сия история не произведет на вас особого впечатления. В любой популярной литературе по мифологии вы прочтете, что богиня Кали — жена бога Шивы. Выглядит она достаточно зловеще: черная, о четырех руках, в каждой — то нож, то отрубленная голова, а вокруг шеи — ожерелье из черепов…

— Страшилки! — пренебрежительно заметил реалист-Степа. — Такие сказки детишки по ночам рассказывают, чтоб не спать!

— Не спорю, обычный мифологический персонаж. К сожалению, с этой абсолютно вымышленной дамой связаны вполне реальные события, о которых в любом случае детям рассказывать нельзя…

— Я что-то читал, — заметил капитан. — Какие-то поклонники Кали — туги, кажется. Они организовали ритуальные убийства…

— Да. От их рук погибли, судя по всему, сотни тысяч индусов. Может, и больше — жертвы просто исчезали, и находили их редко. Англичане борются с этим злом уже больше века, и довольно успешно. Но в последние годы среди поклонников Кали распространяется слух, что приближается ночь Брахмы…

Сообразив, что его собеседники не столь знакомы с индийской мифологией, Ингвар на минуту задумался:

— Постараюсь попроще. У индусов есть свое учение о конце света, но довольно своеобразное. Он у них наступает после долгой эпохи — кальпы. Сама эпоха — это День Брахмы, а то безвременье, которое следует за нею — Ночь. Подсчеты велись издавна, и могу с явным оптимизмом констатировать, что ближайший конец света неблизок…

Степа ухмыльнулся. Поповским россказням он не верил. Арцеулов же слушал с немалым интересом — среди его довоенных знакомых немало говорилось об индийских тайнах, о необычных открытиях госпожи Блаватской и о Свете, который придет с Востока.

— Недавно среди поклонников Кали пошли странные слухи. Будто подсчеты неверны, и ближайшая Ночь Брахмы настанет не через энное количество тысяч лет, как ожидалось, а буквально на днях — через несколько лет. Это будет не просто очередная смена Дня и Ночи, а так называемая Махапралая — Великое Уничтожение мира. Будто его предвестники уже действуют на севере — на Тибете, в Непале и, между прочим, у нас в России. Кстати, в этой связи поминают и Шекар-Гомп — он ведь считался именно Стражем… Ну-с, а богиня Кали как раз и обязана по долгу своей службы готовить мир к гибели — окутать тьмой, наводить ужас и так далее. А значит, и господа туги активизировались… Все это я уже поведал господину Джоунзу, но сей достойный представитель британской короны желает моей конкретной помощи. А вот тут я, как говориться, пас…

— А чего ему надо? — удивился Степа. — Он же, чердынь-калуга, полицейский, пусть и ловит этих… тугов.

— Он их ловит. Как раз вчера задержал одного весьма подозрительного типа, судя по всему, руководителя всех тугов делийской провинции. Этакого местного Распутина. Если бы он признался…

— Ну, это не проблема, — неожиданно для самого себя заметил Арцеулов.

— Точно, — поддержал его Степа. — Будь я на фронте, чердынь-калуга!

— Господа, господа! — покачал головой художник. — Вы к счастью, не на фронте. Здесь британские законы, презумпция невиновности и «хабеас корпус акт». Вы можете лишь вежливо допрашивать этого мерзавца, даже зная, что он лично убил во славу Кали несколько сот человек…

— Во гад! — бурно отреагировал Степа.

— Если желаете, завтра я попрошу лейтенанта продемонстрировать вам этого господина. Зовут его Рам Сингх. Полюбуетесь, хотя ничего приятного не обещаю…

На прощанье Ингвар подарил Степе и Арцеулову их портреты — вернее, небольшие карандашные наброски, — которые успел сделать во время разговора. Рука у художника была твердой и точной — Арцеулов лишь покачал головой, а горячий Степа был в полном восторге, втайне мечтая лишь о том, что сможет в ближайшее время показать портрет брату, товарищам по партизанскому отряду и — Наташе. Оставалось надеяться на будущее, и Косухин постарался спрятать рисунок как можно надежнее.