— Вы думали бежать?
— Думали… — огонек осветил невеселую улыбку. — Конечно думали! Но, во-первых, мои, так сказать, коллеги, смертельно напуганы. Вы же сами видели, даже сейчас никто не решился. В общем, они правы — нам показывали, что здесь бывает с теми, кого ловят…
— А что?
— Не надо… И так невесело. Ну, а во-вторых, мало выйти из монастыря. Вокруг охрана, насколько я поняла, в два эшелона. Дальше — горы, местные жители или перебиты, или выселены, к тому же зима…
— Да, — кивнул Степа, затаптывая унтом окурок. — Видели, чердынь-калуга. Хуже колчаковцев!…
— Сравнили, Косухин! Остальное понятно. Наш страж отправился вас ловить, я человек любопытный — выглянула. Признаться, успела испугаться, но вы его здорово… Я, честно говоря, думала, что их берет лишь основной кол…
— Да причем здесь кол! — поморщился Степа, вставая. — Значит, надо туда?
Он кивнул в сторону неразличимого в темноте лаза.
— Вероятно. Терять нам нечего. Живой им в руки я больше попадать не собираюсь, да и вам не советую. Револьвер хоть у вас есть?
— Есть, — пробормотал Косухин, холодея. Оружия, кроме серебряного стилета, у него не было. С запоздалым сожалением он подумал о винтовке, которую оставил у трупа на площадке.
— Ну, пошли. Могу пойти первой, чтобы придать вам храбрости.
Степа, мягко отстранив Наташу, осторожно протиснулся в лаз.
— Ну-ка, поглядим, что за пещера Лейхтвейса… — Берг зажгла спичку. Неяркий огонек на мгновенье осветил помещение. Здесь также было пусто, в противоположной стене чернела еще одна дверь, но уже повыше, по бокам стояли короткие каменные лежанки. В последний миг, перед тем, как спичка погасла, Косухин успел заметить на стенке что-то напоминающее масляный фонарь, которым пользовались монахи.
— Наташа, зажгите еще спичку! Тут, кажется…
Это был действительно фонарь, и даже заправленный маслом. Через минуту, после третьей спички, он загорелся, осветив помещение неровным розоватым огнем.
— Вовремя, — заметила Берг. — А то у меня уже кончался коробок. Пока нам везет…
Степа шагнул к следующей двери, держа фонарь повыше. Темнота чуть расступилась, и в ту же минуту Берг вскрикнула — прямо поперек прохода лежал высохший труп. Череп в ошметках сгнившей кожи смотрел прямо на незваных гостей.
Косухину тоже стало не по себе, но отступать он не собирался. Он уже занес ногу, чтобы переступить через мертвеца, но передумал и аккуратно обошел его, держа фонарь над головой. Кажется, они попали из огня да в полымя.
Трупы — высохшие, почти без кожи, и просто скелеты лежали вдоль стен. Некоторые, впрочем, были устроены чуть поудобней, они сидели, причем возле двоих даже стояли большие чаши. На противоположно стене, где чернел проход, прямо над ним было выбито такое же лицо, как и в коридоре — трехглазое, с закрытыми веками и невеселой улыбкой на тонких губах.
— Видать, кладбище, — как можно спокойнее заметил Степа, вспомнив слова монаха.
— Вы правы, Степан, — девушка уже пришла в себя. — Это обыкновенные честные мертвецы, которые не желают никому зла. Наверное, поэтому те, другие, не любят это место…
Минуту они стояли в нерешительности, осматривая склеп. Да, похоже, это и есть старое кладбище Шекар-Гомпа. На некоторых телах уцелели обрывки желтых плащей, а на высоких черепах можно было различить коротко остриженные волосы.
— Простите, — негромко проговорила Берг. — Мы не хотели тревожить вас…
Косухин хотел перекреститься, но сдержался, и осторожно шагнул к следующей двери. Он ожидал увидеть что-либо столь же невеселое, но комната вначале показалась ему пустой. Правда, это было лишь первое впечатление. Когда фонарь осветил ее, стало ясно, что это тоже склеп. Но похоронен здесь был лишь кто-то один.
Этот неизвестный лежал на небольшом возвышении слева от входа. Сразу же стало понятно — это не монах. Высохшее тело покрывали почерневшие остатки когда-то роскошного плаща, в ногах лежал изъеденный ржавчиной меч, вынутый из богато украшенных ножен, чуть ниже находилось то, что осталось от лука и кожаного колчана. Лицо покойного прикрывала маска из тусклого золота.
— Какой-то воин, — предположила Берг. — Смотрите, Степан, здесь барельеф. Наверное, это он…
Степа поднес лампу поближе. На большом, на всю стену, барельефе, был изображен всадник в острой монгольской шапке. В левой руке он держал лук, а правую поднимал к небу. Изображение было старым, руки мастера не везде точными, но Степа сразу же узнал всадника — точно такой же был изваян возле входа в пещерный храм, где их встретил странный старик. Косухин всмотрелся в барельеф, и ему показалось, что он видел всадника не только там. Что-то знакомое было в повелительном жесте руки, в гордой, надменно поднятой голове и даже в фигуре замершего в напряжении коня…
…Свет фонаря упал на золотую маску, и Степа тихо охнул:
— Командир Джор…
— Что вы сказали? — удивилась девушка.
— Н-ничего, — пробормотал Косухин. — Это я так…
Золотой лик был спокоен, в неровном свете фонаря казалось, что недвижимые губы слегка улыбаются. Степа вздохнул и тихо отошел от мертвого тела. Надо искать выход. Косухин обошел все углы, но в комнате ничего, кроме двух каменных лежанок, не было.
— Тупик, — проговорила Наташа, — не может быть… Косухин, здесь по плану есть проход! Господи, ну ищите же!
Косухин вновь обошел небольшую комнату. Стены, высеченные в скале, гладко отесаны, на них нет даже следов двери или прохода. Пол каменный, ровный. Оставалось осмотреть потолок.